Вклад коллегии Руссикум и Папского Восточного института в жизнь Российской Католической Церкви Византийского обряда

1. Основание Папского Восточного Института и коллегии Руссикум

В этот год, год столетия, мы вспоминаем не только бурные события Русской революции на разных ее этапах с февраля по октябрь, но и многочисленные события в жизни Церкви, как католической, так и православной. Это год столетия явления Богоматери в Фатиме с ее пророчествами об обращении России, а также основания Конгрегации по делам Восточных Церквей, Папского Восточного Института и Экзархата для русских католиков византийского обряда. Это также юбилей восстановившего Патриаршество Поместного московского собора, упомянутого Патриархом Кириллом в своем послании, в котором глава русского православного народа выражает надежду на то, что причины его созыва не будут забыты.

Кроме того, в период временного правления Керенского Святейший Престол обсуждал возможность Конкордата с российским государством. Недавний визит в Москву госсекретаря Ватикана кардинала Паролина стал поводом для размышления об истории дипломатических отношений между установлениями Католической Церкви и российскими властями в давние времена и в современный период. Все эти события связаны друг с другом, даже если не так просто понять их логику и то учение, которое они оставляют нынешним Церкви и России.

Опуская все те этапы, которые привели к такому сложному сплетению событий 1917 года, мы все же не можем не упомянуть о том, что весь девятнадцатый век прошел в серьезных дебатах между Востоком и Западом, принявших в России форму двух исторических философско-культурных движений, Славянофильства и Западничества. Идеологический конфликт стал результатом ужасной войны, спровоцированной кампаниями Наполеона и опрокинувшей на Россию «великое полчище» народов Западной Европы. Россия 1812 года пробудилась от долгого сна своего собственного самосознания, вызванного тяжелыми дозами «озападнивания» от Петра Великого до Екатерины II, и вплоть до самого Александра I, победителя «французского антихриста». Русский царь, торжественно расположив лагеря казаков в центре Парижа, предложил романтическую мечту о «Священном союзе» между европейскими империями, который должен был представлять собой союз католических (австрийских), протестантских (прусских) и православных (русских) христиан под водительством Императора, пришедшего с Востока.

Таким образом, конфессиональный вопрос переплетался с великими политическими маневрами, которые на самом деле не привели к созданию какого-либо образа единой христианской Европы. Европа и по сей день остается скорее раздробленной и, конечно же, очень мало христианской. Тем не менее, то измерение, которое мы называем сегодня «экуменическим», оставалось на заднем плане, а зачастую и на поверхности, во всех страстных дискуссиях и реформаторских проектах вплоть до самого революционного взрыва, вылившегося в перевернутую «универсальную религию» советского коммунизма. Как известно, отправной точкой великого спора стало выражение философа Петра Чаадаева в тридцатых годах девятнадцатого века, когда в своем первом Философском письме он заявил, что Россия не обладает настоящей идентичностью и культурой. Он предложил идею о подчинении русских римскому папе, единственному истинному представителю универсального христианства, к которому Россия стремилась от своего истока, но что так и никогда не осуществилось из-за негативного влияния «несчастной Византии». Столетие спустя, в отчаянии, вызванном революционной трагедией, другой русский философ пришел практически к тому же выводу. Когда Сергей Булгаков, ставший священником в Крыму, написал свой диалог «У стен Херсонеса», он снова выдвинут идею оживления христианской истории России союзом с Римской Церковью.

В столетие, прошедшее между Чаадаевым и Булгаковым, было много и других мыслителей, книг и статей, выступлений церковных иерархий и правительств, громких и символических событий, которые мы не будем здесь перечислять. «Экуменический вопрос» оставался и до сих пор остается открытым, и в частности в католическом мире он долгое время стоял как восточный вопрос, представлявший собой в том числе важную международную политическую коньюктуру. После Крымской войны в середине девятнадцатого века великие державы задавались вопросом о том, что делать с Турцией, Ближним Востоком и Святой Землей, и этот вопрос до сих пор остается нерешенным. Для Русской Церкви, а точнее для ее самых радикальных славянофильских представителей, это означало окончательное завоевание земель древнего христианского Востока, союз между Москвой, Константинополем и Иерусалимом, который наконец превознес бы великолепие ортодоксального христианства в слиянии Третьего и Второго Рима. Но для папского Рима Восток оставался неразрешимой загадкой. Всякая попытка подчинить его указывала лишь на отчужденность и отличия, любой беспринципный дипломатический маневр производил впечатление желания обмануть и завоевать, программы обращения от православия к католицизму приводили к мизерным результатам, обрекая редких прозелитистов на презрение и обвинения в бесчестии. Как сблизить и оживить «два легких» тела Христова, не заразив его новыми и еще более серьезными недугами?

Как известно, во время понтификата Льва XIII (1878-1903) «восточный вопрос» был рассмотрен в новом духе, в стремлении преодолеть взаимное незнание и непонимание, приведшее к многим неудачам и подозрительности в отношениях между католиками и православными. Своего рода провокацией в России и в Европе стало утопическое богословие о «России и Вселенской Церкви» философа Владимира Соловьёва, где он предлагал идею духовной теократии как программы реформирования Европы в истинном христианском духе, которая должна была быть реализована под руководством русского царя и духовной власти Римского папы. Его проект не был принят так, как он надеялся, в Риме (как, впрочем, ни в каком другом месте христианского мира), но, возможно, не случайно, что год спустя после его прочтения, в 1891 году, Папа издал энциклику «Rerum Novarum», являющуюся основой современного социального учения Католической церкви, в которой он обращается к некоторым идеям самого Соловьёва. Вскоре после этого, в 1893 году, Иерусалимский Международный Евхаристический Конгресс открыто рассмотрел восточный вопрос, сопоставив «унионисткий» подход с более проблематичным и диалогичным , в котором выделялась личность пионера экуменизма, князя Макса Саксонского, выступавшего за необходимость более глубокого познания христианского Востока. Были предложены различные решения; самый агрессивный предполагал католическую экспансию на территории Османской империи, с привлечением греко-католических меньшинств и с наибольшим сплочением вокруг них. Также было предложено открыть учреждения по изучению восточных христианских традиций в Стамбуле, Иерусалиме и Москве, как того хотели русские иезуиты на протяжении всего девятнадцатого века. Секуляристская революция «младотурков» в начале двадцатого века помешала развитию константинопольских проектов, до тех пор, пока в 1917 году не произошло выделение специальной Конгрегации по делам Восточной Церкви, в отличие от Соборной, и открытие Папского Восточного Института в Риме со «специальной Программой исследований России и христианского Ближнего Востока».

Одновременно с Иерусалимским Евхаристическим Конгрессом, в Москве совершалось еще одно выдающееся обращение к католицизму, которое стало предпосылкой создания католико-православной русской общины. Священник и интеллектуал Николай Толстой, принадлежащий к одной из ветвей семьи великого автора Войны и мира, одного из представителей самых высоких уровней русской аристократии, был убежден, что истинное Православие не могло быть отделено от католицизма. Он пришел к такому выводу на основе своих исторических и святоотеческих исследований и под влиянием самого Владимира Соловьева, которого отец Николай принял в католическое общение после того, как он сам формально соединился с Римом. Толстой совершил этот переход тайно, благодаря общению с католическими священниками, которых он встретил в России, и предал этот выбор прямо в руки Папы Льва XII. Даже преподание католических таинств Соловьеву должно было оставаться тайной, но обстоятельства осложнились настолько, что отец Толстой был вынужден буквально бежать из России с помощью того же философа и других сочувствующих экуменическому делу. Вверенный под защиту отцов-ассунпционистов, одного из орденов, которым Папа поручил российскую миссию, новообращенный создал своим защитникам немало трудностей. В конечном итоге, вернувшись в Россию, он стал мучеником коммунистического преследования, оставаясь скорее изолированным даже в отношении других русских греко-католиков. Прямое и явное обращение таких видных элементов, очевидно, не считалось наиболее подходящей стратегией для достижения мечты о союзе Церквей на землях «третьего Рима».

Революционная буря быстро изменила благие намерения «полного любви взора» на христианский Восток, превратив его в неотложность почти апокалиптического противостояния режиму, заявлявшему о своём намерении стереть религию с лица земли. Ещё в двадцатых годах, когда в Советской России закончилась гражданская война и начались религиозные гонения, Католическая Церковь реорганизовала свои структуры, чтобы нацелить их на великую борьбу с Антихристом. Папский Восточный институт, изначально вверенный бенедиктинцам под руководством будущего архиепископа Миланского Ильдефонса Шустера, был передан Обществу Иисуса, самой миссионерской и «воинствующей» конгрегации Католической Церкви, постоянно находящейся в авангарде в самых горячих областях евангелизации и продвижения католицизма в мире. Институт всегда концентрировал лучшие силы со всего католического мира (до сих пор он объединяет преподавателей и студентов из различных монашеских конгрегаций и епархий). Он остаётся под общим управлением иезуитов Григорианского университета и Конгрегации по делам Восточных Церквей, что является уникальным случаем как в римском академическом мире, так и в целом в католическом.

Впрочем, иезуиты были главным орудием католического проникновения в Россию с момента их основания в шестнадцатом веке. Ещё в 1581 году, спустя сорок лет после папского одобрения замыслов Игнатия Лойолы, один из самых влиятельных иезуитов, Антонио Поссевино, отправился в Россию, чтобы попытаться обратить первого русского царя Ивана Грозного в католическую веру. Несколько лет спустя, ещё один из великих иезуитов первого поколения, Пётр Скарга, после возвращения всей Польши в католическую веру, смог вдохновить присоединение украинских православных к общению с Римом, лично присутствуя на Брестском соборе 1596 года, положившем начало «униатской» Церкви, до сих пор являющееся одним из главных вопросов дискуссии между католиками и русскими православными. Впоследствии, в самый разгар «Смутного времени», иезуиты сопровождали самозванца Григория Отрепьева и его жену Марину Мнишек в войне против Бориса Годунова, которая стала главным событием столкновения в России между Востоком и Западом, до наполеоновской кампании. С июля 1605 по май 1606 года два иезуитских капеллана, входящие в состав свиты Лжедмитрия, Микула Чижовский и Гаспар Савицкий, обосновались в Московском Кремле, заработав репутацию великих заговорщиков и влиятельных людей, что до сих пор и означает термин «иезуит» в русском языке.

После ликвидации Общества Иисуса в 1767 году и первого раздела Польши в 1772 году, более двухсот иезуитов четырёх колледжей и двух резиденций провинций Польши и Литвы продолжали свою деятельность в России, а императрица Екатерина II обеспечила их официальное существование до восстановления Общества в 1820 году. Царица не хотела отказываться от вклада иезуитов в культурное развитие страны, и не подписала Буллу о их роспуске, тем самым неразрывно связав историю Общества с Россией, и на этот раз в позитивном ключе. Кроме того, иезуиты получили возможность расширить свою деятельность в России. Так в 1800 царь Павел I передал им церковь Святой Екатерины в Санкт-Петербурге (ныне отреставрированную и вверенную доминиканцам), и позволил открыть иезуитский колледж в столице, который имел большое влияние в аристократических кругах. Благодаря их присутствию философ Жозеф Де Местр, посол Сардинии в Санкт-Петербурге в первые годы девятнадцатого века, разработал свой проект «католического прозелитизма» в кругах русского дворянства . Некоторые русские вступили в Общество, став протагонистами великих дебатов девятнадцатого века .

Неудивительно, что иезуиты появились на передовой в поиске новых путей, ведущих к укреплению католического присутствия в Советской России. И здесь главным героем был французский иезуит и епископ Мишель д'Эрбиньи (1880-1957), который сделал себе имя в 1911 году, защитив диссертацию о Соловьёве, опубликованную под названием «Владимир Соловьёв – русский Ньюман?», и получившую награду Французской Академии. Прибыв в Рим в 1921 году, чтобы преподавать в Григорианском университете, год спустя Д'Эрбиньи становится ректором Папского Восточного Института, который с тех пор был фактически вверен иезуитам, и окончательно отделил его от Григорианского университета. В декабре 1924 года он стал консультантом Конгрегации по делам Восточных Церквей, приняв на себя управление русскими делами, и вдохновив в 1925 году основание Комиссии «Pro Russia», во главе которой он оставался до внезапного ухода в 1934 году. Как известно, Д'Эрбиньи предпринял попытку организовать подпольную сеть священников, епископов и католических общин в СССР, которая закончилась полным провалом. В 1928 году ему удалось реализовать свой главный проект, заключавшийся в основании семинарии для подготовки русских молодых священников, которые должны были обеспечить будущее церковной жизни и евангелизации в коммунистической России, как для католиков, так и православных. В 1929 году Папа Пий XI официально учредил Колледж Руссикум, который в 1931 году был переведён в здание, прилегающее к Восточному институту, где находится по сей день. С самых первых дней Руссикум был неразрывно связан с историей группы «русских католиков» в Риме (через него прошел и будущий Экзарх русских католиков, Леонид Федоров), организованной в середине девятнадцатого века графиней Зинаидой Волконской, истинным «воплощением» идеала де Местра . При отсутствии призваний из России, за исключением нескольких русских из семей эмигрантов, в Руссикуме начали готовить священников, происходящих из разных стран, и вышедших из их первоначальной юрисдикции, чтобы начать исключительное служение миссии Pro Russia, «quotidie dare Domino in sacrificium seipsos pro populo Russo», согласно официальной формулировке. Им преподавали русские язык и культуру и готовили к совершению литургии по восточному обряду, с предоставлением особого разрешения на двухобрядность, служение по латинскому и византийско-славянскому обрядам.

Миссионеры Руссикума должны были быть готовы даже заменить православных священников, которым, как казалось, всем было суждено оказаться в аду советского Гулага. Во время второй мировой войны некоторые священники Руссикума были направлены на украинские и российские территории, оккупированные нацистами. Несколько десятков священников пытались включиться в эти подразделения, в качестве капелланов немецких и итальянских войск, и даже как простые солдаты для того, чтобы присутствовать и действовать на территории, даже в случае победы Советов и отвоевания ими оккупированных земель. Так в действительности и произошло, но все миссионеры Руссикума были немедленно выявлены и депортированы, некоторые из них были убиты, другие заключены в тюрьму и отправлены на долгое время в лагеря . В течение чуть более десятилетия все епископы, в тайне рукоположенные Д'Эрбиньи, были арестованы, сосланы или казнены, а попытка организовать Церковь в России посредством тайных назначений была окончательно оставлена.

Провал подпольной миссии, однако, не унял, а ещё больше подстегнул рвение католических начинаний в отношении России. Папа Пий XII в 1942 году, по просьбе провидицы сестры Люсии из Фатимы, посвятил мир Непорочному Сердцу Марии, с явной ссылкой на Россию, а затем в 1952 году освятил народ России, призвав все Церкви мира соединиться в молитве и предоставить все имеющиеся силы, и особенно молодых людей, ориентированных на священство, чтобы поддержать эту «великую миссию Церкви». Многие молодые семинаристы и священники вступили в Руссикум, движимые идеей духовного восстановления мира, разрушенного ненавистью и насилием. Им предлагали два различных подхода к специализации: первый заключался в изучении византийско-славянской духовности русской традиции, а другой в изучении философии и социологии, в особенности марксизма-ленинизма с тем, чтобы лучше знать и опровергать противника. Благодаря этим исследованиям, иезуиты открыли один из крупнейших центров изучения марксизма в мире. От всех студентов требовалось интенсивное изучение русского языка, на котором они должны были говорить даже за трапезой, и ежедневное участие в византийской литургии в церковнославянской версии, чтобы получить право на биритуальное служение (почти все они, прежде чем отправляться на восточную литургию, совершали латинскую Мессу). Таким образом, литургия стала одним из привилегированных направлений для того, чтобы наполнить «русскую миссию» действенным и всеобъемлющим содержанием.

Невозможность работать непосредственно в России, принимая во внимание послевоенный климат абсолютного противостояния между сталинским режимом и Церковью Пия XII, заставила некоторых миссионеров руссипетов, как их называли, начать рассматривать другие возможности реализации их миссии. Были предприняты романтические путешествия для учёбы и туризма в СССР, чтобы установить полуофициальные контакты с населением, которым в целом советская власть противилась. В разных странах открывались центры по изучению русской культуры и духовности, а также по сбору информации о преследовании христиан и диссидентов в СССР. Одним из самых активных был Брюссельский Foyer Oriental Chrétien, основанный в 1951 году русской интеллектуалкой Ириной Посновой, женой православного профессора Михаила Поснова, библеиста и историка церкви Киевской Духовной Академии, эмигрировавшего после революции. В нем активно работали различные члены Руссикума, и прежде всего словенские иезуиты Антоний Ильц (1923-1998) и Кирилл Козина (1925-2004), которые поддерживали издательство «Жизнь с Богом» (La vie avec Dieu), на протяжении многих лет являвшееся одним из основных источников распространения религиозной литературы в СССР. К Брюссельскому центру с 1957 года присоединилась итальянская группа, Центр «Христианская Россия» из Милана-Сериате, который основал и возглавлял до самой своей недавней смерти ещё один выпускник Руссикума, отец Роман Скалфи (1923-2016), вместе с некоторыми священниками и мирянами. Ещё несколько подобных инициатив было реализовано не только в Европе, но и в Соединённых Штатах, Канаде, Австралии, Центральной и Южной Америке.

Особая миссия осуществилась в Центре русских исследований Св. Георгия в Мёдоне, в пригороде Парижа, где работали также иезуиты из Руссикума. Там в 20–30-е годы прошлого века нашла себе приют русская эмигрантская колония, насчитывавшая в ту пору около 2 тысяч душ. Среди иезуитов Мёдона особенно выделялась личность отца Алексея Стричека (1916-2013), преподавателя русского языка в престижном Эколь Политекник, который долго мечтал уехать в Россию. Отец Стричек осуществил свою мечту только в 90-х годах.

2. Период экуменического диалога и культурного обмена

В шестидесятых годах политический и дипломатический климат в отношениях между Востоком и Западом радикально изменился, благодаря различным событиям, которые не будем здесь комментировать, от преодоления «кубинского кризиса» между США и СССР до начала немецкой, ватиканской и мировой Ostpolitik. Решающим событием в отношениях Католической церкви с советским режимом и самой Русской Церковью, безусловно, стал Второй Ватиканский собор (1962-1965), благодаря его экуменическим устремлениям и участию московской делегации во главе с митрополитом Ленинградским и Ладожским Никодимом (Ротов, 1929-1978). Ещё до открытия Собора Папа Иоанн XXIII 5 июня 1960 года учредил Секретариат по содействию христианскому единству, как одну из комиссий, занимавшихся подготовкой Собора. Немецкий кардинал и иезуит Августин Беа (1881-1968) стал ее председателем, а секретарём был назначен голландский прелат Иоганн Виллебрандс (1909-2006), долгое время возглавлявший то, что после Собора в 1966 году, станет постоянным Ведомством Римской Курии, а с 1988 года будет называться Папским Советом по содействию христианскому единству.

Благодаря многочисленным соглашениям и проектам, обсуждавшимся и одобренным во время встреч тех лет как раз и было положено начало культурному обмену, предусматривавшему возможность принятия студентов и учёных различных Церквей в соответствующих учебных заведениях, и, следовательно, не только в Руссикуме, но и в других колледжах, монастырях и семинариях с целью содействия взаимопознанию и взаимообмену богословскими и духовными достижениями и восприятием. Подобный обмен был реализован как благодаря спонтанным инициативам и прямым побратимствам между различными конгрегациями и учреждениями, так и посредством принятия официальных проектов, одобренных на высшем уровне представителями Церквей . Католическая Церковь разработала обширную программу приёма студентов-некатоликов в своих институтах, которая финансово поддерживалась на пожертвования верующих и реализовывалась заинтересованными Конгрегациями и Советами, и прежде всего Секретариатом-Советом по содействию христианскому единству. После Второго Ватиканского Собора, многие студенты клирики и миряне получили возможность жить, учиться и проводить свои исследования в католических университетах и заведениях в Риме и во многих других странах по всему миру. Одной из наиболее активных конгрегаций в реализации этой программы было как раз Общество Иисуса, прежде всего, с его главными академическими заведениями, то есть Папским Григорианским университетом и двумя ассоциированными с ним высшими исследовательскими институтами, Папским Библейским Институтом и Папским Восточным Институтом. Последний сыграл и продолжает по сей день играть особую роль в экуменических проектах культурного обмена со всеми Восточными Церквами, которые составляют особый предмет проводимых в нем исследований, особенно в том, что касается изучения Истории литургии и Восточного канонического права.

Папский Восточный Институт (ПВИ) является единственным в мире учебным заведением, где есть Факультет Восточного Канонического Права, а его преподаватели (прежде всего, отец Иван Жужек SJ, 1924-2004) внесли огромный вклад в принятие Codex Canonum Ecclesiarum Orientalium в 1991 году, кодекса, регулирующего дисциплину всех Восточных Церквей sui juris в рамках католического общения. Несмотря на различия в более или менее систематическом подходе к канонической дисциплине в различных Церквях, специфика преподавания ПВИ всегда вызывала большой интерес у православных учёных. Не меньший интерес, естественно, вызывает и изучение наук, связанных с литургической жизнью Церкви, исследование древних рукописей различных литургических обрядов, истории и литургического богословия многих традиций, из которых византийская является наиболее важной и распространённой. Интерес к Литургии, всегда являвшийся приоритетом в опыте Церкви (Церковь рождается из литургии, а не наоборот), обрёл особую силу выражения в пост-соборные годы, в период экуменического диалога.

Среди представителей католического литургического движения выделялись некоторые специалисты, посвятившие себя исследованиям литургии христианского Востока, для которых ПВИ стало естественным местом для выражения их идей и предложений, распространявшихся не только на восточных католиков, но и на православных и на восточных некатоликов в духе экуменизма и общего устремления к первоначальному христианству. Основным представителем и вдохновителем группы «восточных литургистов» ПВИ был испанский иезуит Хуан Матеос (1917-2003), впоследствии ставший известным библеистом. Он продолжил кропотливый исследовательский труд первых литургистов ПВИ , опубликовав в 1959 году очень важную работу по заутрени в халдейском обряде , которую можно считать первым примером исследования применительно к проекту возрождения и реформирования восточных обрядов. Позднее стала фундаментальной его публикация Типикона Великой Константинопольской церкви между 1962-1963 , в которой излагались на основе рукописей наиболее аутентичный и изначальный аспект византийского обряда, и история византийской Литургии слова , не говоря уже о многочисленных статьях и очерках, посредством которых Матеос не только произвёл революцию в восточных литургические исследованиях, но и показал «латинским» литургистам необходимость в гораздо более глубоком анализе древних рукописей и текстов, без идеологических предрассудков и догматической зашоренности, для того чтобы понять всю широту литургического и экклесиологического самосознания Церкви первых веков. Таким образом, он положил начало самой настоящей «школе Матеоса», представлявшей из себя группу молодых учёных, духовных лиц и мирян, связанных с ПВИ, и отдававших все свои силы в течение длительного времени распространению результатов своих исследований среди христиан Востока и Запада. По сей день ей следуют многие наследники этой ветви литургических исследований.

Экуменическая миссия отца Мигеля Арранца

Отец Хуан Матеос, изначально дав сильный толчок исследованиям восточной литургии, пережил серьёзное разочарование из-за недостаточной реакции представителей восточных Церквей, особенно православных, на его предложения по реформе. Принимая во внимание тот большой энтузиазм, который был вызван в Католической Церкви реформой римского обряда, он надеялся на то, что и восточная ветвь сможет объединить усилия, чтобы привести обряды к их первоначальной форме, и что это внесёт большой вклад в дело единения христиан. Непринятие его исследований и предложений привели к его постепенному отходу от литургических исследований, и обращению скорее к исследованиям библейским, в которых он достиг результатов не менее достойных его блестящего ума и реформаторского рвения. Он никогда не отказывался целиком от своих литургических исследований, предлагая ежегодный практический семинар по восточной литургии со студентами ПВИ, но отошёл от исследовательской и публикационной деятельности по этим темам. Как бы там ни было, благодаря работе многочисленных учеников испанского иезуита «Школа Матеоса» продолжила своё существование даже после того как ее основатель сменил направление деятельности. Среди них были два главных ученика, два собрата Общества, баск Мигель Арранц (1930-2008) и американец Роберт Тафт (родившийся в 1932 году, профессор литургии в ПВИ с 1975 по 2011 год, сейчас на пенсии в Новой Англии). Эти два иезуита ПВИ в свою очередь продолжили начатые Матеосом литургические исследования, оставив великое академическое наследие, ныне обогащаемое исследованиями многочисленных специалистов в Италии и по всему миру, включая Россию.

Деятельность отца Арранца , первого из двух последователей Матеоса, была особым и провиденциальным образом связана с развитием отношений между Россией и Ватиканом. Программа академических обменов, начавшаяся в конце шестидесятых годов представляла собой, как казалось, неразрешимую проблему. Для адекватного функционирования обмен должен был быть двусторонним, но отправка в Советский Союз католических студентов из западных стран, была сопряжена с трудноразрешимыми проблемами получения аккредитации и различных разрешений. Чисто случайно именно отец Арранц вступил в прямой контакт с митрополитом Никодимом, и в конечном итоге добился возможности поехать в Россию, чтобы поделиться своими литургическими исследованиями, фактически став единственным представителем католической стороны в программе католическо-православного культурного обмена между Ватиканом и Московской Патриархией. Он сам рассказывал в нескольких интервью об обстоятельствах его встречи с митрополитом Никодимом, для которого он стал не только официальным представителем, но и личным другом, и эта дружба распространилась на того, кого Арранц узнал как молодого монаха и секретаря Никодима, нынешнего Патриарха Московского Кирилла (Гундяева).

3. Руссикум после коммунизма

Миссия отца Арранца была особым поводом для возобновления контактов и преодоления давнего недоверия между Россией и «русской миссией» Католической церкви. Вместо завоевания и распространения католичества, литургисту-иезуиту удалось внести свой вклад в самопонимание русской православной идентичности, ее обрядов и традиций. Даже после лет, проведенных в Санкт-Петербурге Арранц продолжал доносить до учащихся ПВИ плоды своих скрупулезных исследований, что делал и его «близнец», литургист отец Роберт Тафт. Их многочисленные ученики по сей день обогащают страстные исследования Восточной литургии в Риме и во многих других исследовательских институтах и общинах, разбросанных по всему миру.

Помимо литургистов Матеоса, Арранца и Тафта, следовало бы упомянуть многих других профессоров и студентов ПВИ, которые годами посвящали себя изучению богословия, истории и различных дисциплин восточных католических наук. ПВИ остался верен изначально поставленной перед ним задаче по распространению знания о христианском Востоке в целом и о России в частности, во всем католическом мире. После окончания советского режима все те же Арранц и Тафт а также и многие другие посвятили себя религиозному возрождению в России, Украине, Румынии и других странах бывшего Советского Союза, где они поддержали появление новых центров по изучению и практике восточной духовности, не останавливаясь не перед какими конфессиональными, социальными и политическими барьерами, которые до сих пор все еще препятствуют полному единству христиан в этих странах и порой подпитывают новые формы враждебности и конкуренции.

Студентов Руссикума, начиная с шестидесятых годов, становилось все меньше, поскольку «романтический» проект миссии в России сошел на нет. В восьмидесятых годах всего два священника были рукоположены по византийско-славянскому обряду в церкви Колледжа Св. Антония на Эсквилине, и лишь один из них в конечном итоге отправился в Россию, когда вдруг пал «железный занавес» и появилась необходимость придать новый смысл католической миссии в России. Впоследствии удалось восстановить структуры Католической Церкви на всей территории Российской Федерации и других стран, рожденных из пепла бывшего Советского Союза. Со всего мира приехали священники и монашествующие, которые уже не должны были проходить специализированную подготовку в ПВИ и в Руссикуме, все еще принимающем западных и восточных студентов, русских, украинцев, славян и арабов, индийцев и сирийцев и из многих других стран, желающих познать Христианский Восток и служить ему в духе великих русских мыслителей и мучеников, таких как поэт Вячеслав Иванов, преподававший русский и церковнославянский языки в Руссикуме и ПИО, обратившийся в католицизм, оставаясь православным (как и его учитель Соловьев). Для описания своего обращения Иванов использовал очень удачное и впоследствии широко распространенное выражение: он чувствовал желание вдыхать христианскую веру «двумя легкими».

Примечания

1 Сам Лев XIII подтвердил идеи Иерусалимского Конгресса год спустя (1894), обнародовав два Апостольских Послания, в которых давались указания по новому подходу в отношении Христианского Востока. Речь идёт о «Orientalium Dignitas», в котором выражается надежда на возобновление интереса к изучению восточных традиций, так что “при такого рода воспитании молодых клириков, вне всякого сомнения вырастут в чести у Восточных Церквей богословские и библейские исследования; вновь расцветёт как знание древних языков, так и подготовка по языкам современным; будет извлечена наибольшая польза ради общего блага из научного и литературного наследия, которым изобилуют их Отцы и их писатели; и тогда можно будет благополучно исполнить обет, в силу которого — явствуя по мудрости и выделяясь по целомудрию жизни пример католического священства — братья диссиденты более охотно захотят объять единую мать”. В другом Папском послании того же года, «Preclara Gratulationis», обращённом “ко всем лидерам и народам мира”, и содержащем призыв к единству в божественной вере, Лев XIII обращает “свой полный любви взор к христианским народам Востока, откуда изначально пришло спасение мира. Воистину, сила Нашего желания повелевает нам открыться радостному упованию на то, что Восточные Церкви, отличающиеся унаследованной от предков верой и древней славой, вернутся туда, откуда вышли. Уповаем на это прежде всего потому, что расстояние, отделяющее нас, незначительно; если исключить лишь некоторые положения, во всем остальном мы пребываем в согласии до такой степени, что, защищая кафоличность, мы нередко заимствуем свидетельства и доказательства из учения, традиции и обрядов Восточных Церквей”.

2 Смотри на эту тему: DE MAISTRE Joseph, Lettres a un gentilhomme russe sur l’Inquisition espagnole, Lyon-Paris, 1871; Quatre chapitres inedits sur la Russie, Paris, 1959; Religion et moeurs des Russes. Anecdotes recueilles par J. De M. et le p. Grivel, SJ mises en ordre et annotees par le p. Gagarin, SJ, Paris, 1879.

3 Упомянем князя Ивана Гагарина (1814-1882), основателя «Славянской библиотеки» в Париже, и публицистов Ивана Мартынова (1821-1894) и Евгения Балабина (1815-1895), инициаторов журнала Études, существующего по сей день. Среди других русских иезуитов более позднего периода самыми известными были Николай Бок (1880-1962), бывший посол Российской Императорской миссии в Ватикане, Иван Кологривов (1890-1954), преподаватель русской духовности в Папском Восточном институте и автор успешных «Очерков по истории русской святости», опубликованного в Брюсселе в 1961 году, а также Станислав Тышкевич (1887-1962), профессор богословия ПВО и Григорианского университета и Георгий Коваленко (1900-1975), казначей колледжа Руссикум в Риме.

4 Миссия Руссикума была изложена в булле под названием «Quam Curam», опубликованной 15 августа 1929 года в виде «Constitutio Apostolica de Seminario Russico» и подписанной от имени папы кардиналами Андреасом Фрухвиртом и Луиджи Синсеро и канцлером Конгрегации pro Ecclesia Orientalis Джозефом Вилпертом. Ее цель состояла в том, чтобы взять на себя заботу о измученной русской земле и тем самым привести ее к религиозному возрождению: “Urget ut, quantum in Nobis est, omnia praesto habere curemus, quae ad novam illius gentis spiritualem resurrectionem divinae Providentiae consiliis”. Студенты Руссикума дожны были изучать русскую культуру и византийско-славянский обряд с тем, чтобы иметь возможность привлекать весь русский народ к новой евангелизации: “Iuvenes, qui, ex qualibet gente oriundi, ritu slavico-byzantino plerumque suscepto, se totos populis reipublicae Russicae ad unicum Christi ovile reducendis dedicare firmiter statuerint”.

5 Вдохновительница культурного и художественного возрождения в Санкт-Петербурге в пост-наполеоновские годы, графиня Волконская, обратилась в католичество под влиянием иезуитов после восстания Декабристов, и переехала в Рим еще в 1829, живя в самых престижных местах, таких как дворец Поли, к которому прилегает Фонтан Треви. В папском городе она стала знаменитостью благодаря своему неустанному делу помощи самым бедным. Затем она обосновалась в одной большой вилле с парком рядом с базиликой Святого Иоанна Латеранского. Сегодня это резиденция английского посла, но до сих пор она известна в Риме как «вилла Волконский» в двух шагах от зания Руссикума.

6 Жизни и страданиям мучеников и исповедников Руссикума можно посвятить целую диссертацию. Среди прочих упомянем блаженного Теодора Ромжу, епископа Мукачева и мученика, и отцов Пиетро Леони, Уолтера Чишека и Виктора Новикова, познавших ад советского Гулага.

7 Невозможно детально описать всю статистику православных студентов, русских, украинцев, грузинов и других, связанных с Московской Патриархией, с Белорусским Экзархатом, с Украинской Православной Церковью и с Грузинской Православной Церковью в католических институциях, с конца 60-х гг. до сегодняшнего дня. Многие получили стипендию прямо от Папского Совета по Единении Христиан или от Конгрегации Восточных Церквей, другие были приняты по инициативе национальных епископских конференции разных стран, отдельных епархии или монашеских конгрегации, даже простых приходов и ассоциации. Можно оценить общий масштаб таких студентов в течении 50 лет (1967-2017) в среднем 7-10 за год, приближаясь в целом к 500 человек; только в Папском Восточном Институте в этом периоде учились 47 человек, в разной степени связанных с Московской Патриархией. Многие из этих студентов стали в свою очередь профессорами в русских институтах, а также в других странах, некоторые и занимали (и до сих пор занимают) ответственные посты в Православной Церкви, в том числе как епископы и митрополиты.

8 Вспомним, Жана-Мишеля Ханссенса (1885-1976), опубликовавшего в двух томах Institutiones liturgicae de ritibus orientalibus (Рим 1930-1932) и Альфонса Раэса (1896-1983), преподавателя литургии с 1932 по 1975 год, автора серии Anaphorae Syriacae и многочисленных статей. Раэс был консультантом Конгрегации по делам Восточных Церквей и членом ватиканской Литургической Комиссии на протяжении многих лет, внеся решительный вклад в переиздание восточных литургических книг различных обрядов. Австрийский иезуит Йозеф Швейгл (1894-1964), отвечавший за византийско-славянские богослужения в церкви Руссикума, был автором римского издания славянских литургических книг, к которым он оставил многочисленные комментарии.

9 Mateos Juan, Leyla-Sapra: Les Offices Chaldéens de la Nuit e du Matin, Orientalia Christiana Analecta (OCA) 156, Roma 1959.

10 Mateos Juan, Le Typicon de la Grande Église. Ms. Sainte Croix n° 40, Xe siècle. Introduction, texte critique, traduction et notes. T. I: Le Cycle des douze mois, OCA 165, Roma 1962; Le Typicon de la Grande Église. Ms. Sainte Croix n° 40, Xe siècle. Introduction, texte critique, traduction et notes. T. II, OCA 166, Roma 1963.

11 Mateos Juan, La célébration de la parole dans la liturgie byzantine. Étude historique, OCA 191, Roma 1971.

12 Арранц [испан. Arranz y Lorenzo; Арранц-и-Лоренсо] Михаил (испан. — Мигель) родился 9 июля 1930 г. в Гвадалахаре, Испания; иеромонах-иезуит, литургист, доктор церковных восточных наук (с 1967), магистр богословия (с 1979). В 1941-1949 гг. обучался в Малой и Высшей соборной семинариях в Толедо. В 1949 г. поступил в Восточный папский институт в Риме. Служил иподиаконом у русского католического епископа восточного обряда Александра (Евреинова), рукоположен им во диакона (1952), через 2 года — во пресвитера. В 1954 г. начал проходить двухгодичный новициат Общества Иисуса в Бельгии, 3-й год прошёл во Франции (1963). 1954 г. — лиценциат богословия в Папском Григорианском университете, в 1967 г. защитил докторскую диссертацию «Мессинский Типикон (ркп. Messin. gr. 115, 1131 г.)» в Восточном папском институте, в 1979 г. — магистерскую диссертацию «Как молились Богу древние византийцы» в Ленинградской духовной академии. В 1964-1969 гг. был заместителем ректора колледжа Russicum и работал переводчиком с русского языка при папе Римском. Начал преподавать в русском лицее-интернате св. Георгия в Мёдоне под Парижем (1956); читал курсы: восточной литургики в Папском Урбанинском университете (1967-1972), в Богословском институте св. Николая в Бари (1970-1975), Институте св. Ансельма в Риме (1979-1983); византийской литургики в Восточном папском институте (с 1969; с 1995 — заслуженный профессор института); сравнительной литургики в Папском Григорианском университете (с 1992). В 1969-1975 гг. читал лекции по литургике в Ленинградской духовной академии, в 1975-1979 гг. по назначению Патриарха Московского и всея Руси Пимена профессор Ленинградской духовной академии; в 1996-2001 гг. преподавал в светских и церковных вузах Москвы и Санкт-Петербурга. Под руководством М. Арранца было защищено большое число диссертаций, его аспирантами были литургисты К. Георгиу (Греция), Ч. Джираудо (Италия), А.М. Пентковский (Россия), Г. Шургая (Грузия) и другие. Основными темами научных исследований М. Арранца являлись Студийский устав, чинопоследования служб суточного круга в древнем константинопольском песненном последовании, византийские и древнерусские формуляры таинств и других чинов Евхология. Своим преподаванием в России, а также тем, что многие его работы написаны на русском языке, М. Арранц внёс вклад в русскую церковную науку. В последнее время жил в Риме. Он скончался 16-ого июля 2008-ого года в Риме.

о. Стефано Каприо, доктор богословия, преподаватель Папского Восточного Института. 

Рим, сентябрь 2017